Я все же запишу этот сон.

Я был одновременно стариком, вернувшимся в Одессу после второй мировой и тем, кто его в Одессе встретил.
Встретивший был просто темной личностью, сперва решившей рискнуть проверить, что там приехало такое нескладное, старое, нищее.

А старик был с инструментом, то ли альтом, то ли скрипкой, то ли ещё чем, это было не важно и вовсе без вещей, в старом пальто с облезлым воротником и начищеных ботинках. Он сперва собирался играть у вокзала, потом пошел дождь и "доброхот" из толпы предложил ему перейти под козырек в подъезд на улицу и старик пожимает плечами, поднимает ворот и идет за ним, и там тоже приготовляется играть. Все это сделано так, как будто сейчас мы с ним заиграем и город, еще со следами войны, изменится. Или жизнь людей в этом городе изменится. Или просто наша общая жизнь изменится. Или выяснится, что мы не умеем играть на скрипке и прексраная девушка из фильмов Чаплина даст нам маргаритку.

А сопровождающий видит, что старик стар. Что у него багровый от давления лысый затылок и тонкие, редкие седые волосы. Что он готовится играть, словно тысячу раз видел\готовился это делать, но, возможно, никогда при этом не играл, что он очень непростой человек [словно капитан Овечкин в шкуре кучера] и непонятно, сдавать его, как белогвардейского, а то и фашистского прихвостня, или не дать ему помереть под этим дождем и ветром в подворотне. И он никак не может решиться, что делать и только не дает старику помереть, таская его по парадным, выбирая место посуше, чтоб играть и подхватывая, когда тот начинает заваливаться набок, а затылок его становится почти чорным от крови.

А старик все не играет, он просто ходит за встречающим со своим футляром и старыми перчатками, он очень в себе уверен, но это уверенность не артиста, а старого матерого зверя. И вот за ним начинает ходить сперва одна женщина с полупрозрачным лицом под громоздкой нелепой шляпой. Потом какой-то человек, лет сорока, потом юноша. А старик все собирается играть и ему все время что-то мешает. Но не катастрофично, а немного, по мелочи: Дождь, сопровождающий, давление, эти "зеваки", пристающие потихоньку с вопросами.

Я уже просыпался, когда понял, что вот одна из этих женщин станет ему женой и они будут жить недолго, в нужде и очень счастливо. И это был такой сон... В стиле Коэнов и, может быть, Аллена. Снятый усталым человеком в возрасте про чудо, которое есть, но никак не случается, про послевоенный город, который он помнит ребенком, про морщинистые руки старика, достающего из футляра инструмент, чтобы на нем сыграть, но так ни разу и не заигравшего.